Одно сплошное, не прекращающее ни на минуту сражение

Продолжаем печатать фрагменты из большой книги «Смоленск» нашего земляка Николая Кудряшова, которые ранее были напечатаны в январском номере журнала «Наука и жизнь» за 1995 год. ( Начало в №27 от 5 июля).

Командарм Конев получил приказ нанести удар по Витебску силами 19-й армии. Удар был нанесен, но малыми и к тому же разрозненными силами, по сути, без артиллерийской поддержки, с весьма ограниченным количеством боеприпасов. Поэтому удар не достиг намеченной цели — остановить наступление группы Гота, которое продолжало развиваться самым устрашающим образом. Гот нацеливает свой танковый «клин» значительно севернее Смоленска, имея дальний прицел — выйти к Ярцеву, перерезать железнодорожную и автомобильные дороги на Москву и, соединившись с наступавшим южнее Смоленска генералом Гудерианом, образовать «клещи», а затем — очередной «котел» для войск Западного фронта. На острие танкового «клина» Гота находился как раз мой городок. Чуть ли не до самого последнего момента члены партии, комсомольцы, активисты обходили дома, строго всех предупреждая: «Не паникуйте! Уезжать запрещено!» Подобным образом было задержано чуть ли не все население Смоленщины. Хотя вполне возможно, что прямого приказа оставлять людей и не существовало; местные власти сами решили проявить инициативу все боялись тогда обвинения в паникерстве. Но немецкие самолеты уже разнесли мосты через две наши реки, уже который раз, как гвозди, вколачивали свои бомбы в наш городок. И хотя радио все еще вещало, что бои идут на Минском и Витебском направлениях, самое грозное местное начальство вдруг погрузило свои вещи на машины и умчалось неведомо куда, как-то враз исчезли и все активисты. А население пошло пешком на восток, в обход Смоленска, к далекой, почти недосягаемой станции Ярцево с ее вагонами, рельсами и окончательным спасением. Где — то после деревни с водяной мельницей, стоячей водой, ивами и плеском рыбы нас нагнало огромное стадо овец. Непоенные, некормленые овцы громко и жалобно блеяли. Молоденький ягненок, видно, выбился из сил, и пастух держал его на руках и предлагал всем:»Возьмите, погибнет! Возьмите, погибнет!» Но никому не был нужен этот ягненок. Тогда пастух положил его на обочину. И остался он лежать — серый, как комок пыли, которая клубилась над дорогой… Казалось, весь мир сдвинулся со своего места. Казалось, давно нет и твоего дома, как и вообще ничего устойчивого, а есть только эта неоконченная, жаркая, с измученными загнанными людьми дорога. Хотя бы кто — нибудь нашелся на этом выжженном большаке, кто хоть как — то
поддержал бы, обнадежил всех бредущих — мать, наших старух и нас, ребятишек. Но таких людей на дороге не нашлось. Иногда в дорожной толпе откуда — то появлялась группа бойцов с серыми, запыленными лицами во главе с командиром невысокого ранга. Эти военные выглядели какими — то беспомощными и жалкими, втягивали головы в плечи и бросались, как и мы, грешные гражданские, врассыпную при любом звуке сверху, а на расспросы отвечали с раздражением, с крайней неохотой или чаще всего отмалчивались. Прошагав по большакам, заночевали в какой — то душной избе. Рано утром поторопились на свежий воздух, к речке — благо была рядом. И мир обрушился: на другом берегу, куда мы должны были переправляться и следовать дальше на восток, в десяти — пятнадцати метрах, мылись, плескались, громко разговаривали и смеялись немцы, сняв свои черные танкистские кители. Что самое невероятное, немцы, враги, вели себя совсем как обычные люди. Такими могли быть и наши танкисты, точно так же скалить зубы, насмехаться друг над другом, мыться и плескаться, осматривая все вокруг с победно — небрежным любопытством. Начальник генерального штаба сухопутных войск фашистской Германии генерал — полковник Фриц Гальдер уже на второй день войны 23 июня 1941 года — упоминает о Смоленске. Из следующих 18 дней, которые останутся до 10 июля — начала Смоленского сражения. Гальдер в течение 11 дней будет думать об этом русском городе, рассчитывая, планируя, как его захватить. А что же сам Смоленск? При общем значительном прикрытии Смоленского направления пятью армиями город, в сущности, как это ни парадоксально, оказался незащищенным. Непосредственную оборону города возложили на 16-ю армию генерал — лейтенанта Михаила Федоровича Лукина. В Смоленск Лукин приехал в ночь на 8 июля с группой штабистов из-под Винницы. Часть своих войск — корпус, танковую дивизию — он передал 20-й армии, другая часть была еще в пути. В распоряжении же Лукина остались лишь две дивизии, которые генерал разместил на западных и северных подступах к Смоленску. Одновременно Лукин решил хоть как-то прикрыть подход к городу с юго — западной стороны — незащищенную дорогу на пограничный с Белоруссией поселок Красный — и поставил там двадцать шесть орудий. Еще дальше, у деревни Хохлово, командующий оставил свой последний резерв: стрелковый батальон, две роты саперов и два дивизиона пушек. Вот и все, что у генерала Лукина охраняло Смоленск
с юго — западной стороны. Но именно на Красный нацелился Гудериан. Внезапно для советского командования он 11 июля рассек позиции наших войск, захватил южнее Орши плацдарм на левом, восточном, берегу Днепра и бросил свои танки к Смоленску. Это он, Гейнц Гудериан — организатор танковых частей вермахта, приобрел в польской и французской кампаниях славу вдохновителя танковых сражений со смертельными клиньями и беспощадными охватами. Генерал более чем кто-либо из тогдашних немецких военачальников был популярен в бронетанковых войсках. Лишь в танковой группе, возглавляемой Гудерианом, была разрешена вольность: буква «G» на броне — первая буква фамилии генерала — танкиста. И в угарно — победные дни сорок первого он мчал сквозь Россию на свои танках, оставляя за собой разорванные позиции, «котлы» и «мешки» с загнанными в них советскими войсками. Утром 14 июля походная застава в Красном первой встречает прорвавшиеся немецкие танки с буквой «G» на броне. Затем короткая стычка у деревни Хохлово — и немецкие танки вырываются на оперативный простор… Днем 15 июля в Смоленске начинается более или менее спокойно. Работают предприятия и учреждения. На железнодорожном узле в товарняки грузится имущество для эвакуации. Бегает трамвай, работает электростанция ( правда, на одной турбине, остальные демонтированы и вывезены). По улицам идут колонны машин с ранеными — эвакуируют госпитали. У репродукторов толпы людей, интересующихся последними фронтовыми новостями. Народ и у витрин областной газеты «Рабочий путь», вышедшей 15 июля. Вдруг в полдень смоляне явственно различают артиллерийскую канонаду. По всему городу разносится слух, что гитлеровцы подходят к Смоленску. По свидетельству очевидцев (одним из них был мой дядя, в ту пору студент третьего курса пединститута), во второй половине дня все в городе, кто мог двигаться, устремились в северную часть, туда, где дороги вели на Москву. Мост через Днепр оказался запруженным до предела. Машины, люди, повозки — все это двигалось сплошной массой. То и дело возникали пробки. У входа на мост какой то военный со звездой Героя Советского Союза пытается организовать движение. Таким он и останется в памяти студента — военный, взявший не только мост, но и судьбы людей в свои руки.
В восемь часов вечера 15 июля десятки танков 29-й моторизованной дивизии противника вкатились в южную часть Смоленска сразу по трем направлениям: Краснинскому, Рославльскому и Киевскому шоссе. Именно вкатились, ибо нельзя считать серьезной преградой для танков те оборонительные силы, которыми располагал город, — отряды милиционеров и ополченцев, плохо обученные, со слишком слабым вооружением для ведения серьезного боя. В ту пору не то что ополченцы, даже наши регулярные части испытывали острейшую нехватку стрелкового оружия, патронов, гранат, не говоря уже о чем — то более серьезным. И разве могли пулеметы, гранаты и бутылки с горючей смесью сдержать напор немецких танковых частей? Дивизия противника практически за один вечер захватила весь левобережный центральный Смоленск, за исключением северной его части Заднепровья. Туда немцы не прошли: мосты через Днепр успели взорвать наши отступавшие части. Начальник генштаба вермахта Гальдер в своем дневнике сдержанно относился к любому успеху. 11 июля он, вроде бы, бесстрастно фиксировал6 «Танковая группа Гудериана успешно продвигается». На следующий день: «Отмечаю успешное продвижение танковой группы Гудериана.» Еще через день:»Танковая группа Гудериана против ожидания продвинулась вперед». Наконец 14 июля появляется запись: «Танковая группа Гудериана неожиданно достигла крупных успехов» И вечером того же дня:»Полной неожиданностью явился успех танковой группы Гудериана, которая уже в 10-00 достигла Смоленска…»
Пусть не смущает сухость этих записей. Захват и обладание Смоленском для Гальдера — одна из главных целей первоначального этапа всей Восточной кампании. Недаром Гюнтер Блюментрит, руководивший штабом одной из армий группы «Центр», писал: «Смоленск — наиболее важный из русских городов, пока что попавший в наши руки».
Внезапный и почти бескровный захват Смоленска предельно малыми силами приводит гитлеровский генералитет и всю верхушку фашистской Германии в состояние эйфории. Они стремятся оповестить весь мир, что захвачен такой город, как Смоленск. Геббельс по поводу его взятия собирает особую пресс-конференцию иностранных журналистов, на которой спешит объявить: «Смоленск — это взломанная дверь. Германская армия открыла путь в глубь России. Исход войны предрешен». Немецкие радио, газеты, кинохроника подхватывают пропагандистский штамп о взломанной двери в Россию. Черчелль обеспокоенно запрашивает Сталина о ситуации, сложившейся на фронте. Сталин не просто обескуражен потерей Смоленска, он потрясен до крайней степени. «Потеря Смоленска была тяжело воспринята Государственным Комитетом Обороны, и особенно И.В.Сталиным. Он был вне себя, — сдержанно свидетельствует Г.К.Жуков. — Мы, руководящие военные работники, испытали тогда всю тяжесть сталинского гнева». Последствия утраты Смоленска не замедлили сказаться. На втором этапе Смоленского сражения — с 20 июля по 8 августа — действия советских войск отражают, по сути, стремление Ставки и, прежде всего, самого Сталина во что бы то ни стало вернуть Смоленск.
Страна узнала о потере Смоленска спустя более чем месяц — 19 августа. Константин Симонов стремился объяснить и оправдать эту дезинформацию следующим образом: «Сводки Информбюро в тот период, как правило, отставали от молниеносно развертывающихся событий…Скажу попутно, что сам термин «направление», по поводу неопределенности которого мы тогда, случалось, говорили между собой с маскировавшей душевную боль горькой иронией, сейчас, по зрелому размышлению, мне кажется для того времени оправданным не только с чисто военной точки зрения, но и психологически… Все случившееся в начале войны было такой огромной силы психологическим ударом, что можно понять тогдашнее нежелание вдаваться в устрашающую детализацию и без того грозных сообщений». Однако, рассуждая так, Симонов упускает из виду одно чрезвычайно важное обстоятельство. Подобное «нежелание вдаваться в устрашающую детализацию» географии войны приводило к тому, что население находилось на местах чуть ли не до последнего момента, пока в тот или иной пункт не врывались немецкие части. Так было в Минске, Витебске, Смоленске и во многих больших и малых населенных пунктах. А между тем 15 июля Смоленск еще не был полностью потерян: в его северную часть — Заднепровье — немцам ворваться с ходу не удалось. Сюда к исходу ночи с 15 на 16 июля из частей, стоявших на дальних северо — западных подступах к городу, возвращается генерал Лукин. Один из его офицеров сопровождения потом вспоминает: «Артиллерийских разрывов не слышно, в воздухе тихо, только изредка строчат пулеметы. Неприятная тишина!.. Едва достигли берега Днепра, как с той стороны сразу заговорило несколько автоматов, ударили орудия… Северная часть города и железнодорожный узел — в наших руках. В южной части- за Днепром — противник». Бои с переменным успехом, с крайней степенью ожесточения длятся с 16 по 28 июля.
Борьба за северную часть города, по сути, перерастает в уличное сражение. «Бои в Смоленске, в его северной части, — вспоминает впоследствии М.Ф. Лукин, хотя и в небольшом масштабе, стали как бы прообразом борьбы за Сталинград». Добавим, что уличные бои такого рода в достаточно крупном городе велись впервые в Великой Отечественной войне. 28 июля части, сражавшиеся за Смоленск, начали отходить на восток, к Соловьевой переправе. В ночь на 29 июля 1941 года последние части, оборонявшие Смоленск, покидают город, оставляя лишь батальон прикрытия.

Продолжение следует….